«И сказал Господь Аарону, говоря: вина и крепких напитков не пей ты и сыны твои с тобою, когда входите в скинию собрания, чтобы не умереть. Это вечное постановление в роды ваши, чтобы вы могли отличать священное от несвященного и нечистое от чистого, и научать сынов Израилевых всем уставам, которые изрек им Господь чрез Моисея». (Левит 10:8-11 )
Поначалу ты не хотел идти на этот корпоратив — снятый туристическим агентством на ночь ресторанчик располагался через стенку от кафе МакДональдс, что уже говорило об этом месте многое. К тому же, ты и не числился у них постоянным сотрудником, однако ребята были тебе так благодарны за то, что ты помог им выплыть после истории с гибелью семейства туристов в перевернувшемся автобусе, что противиться их приглашениям и уговорам было сложно.
Заведение и впрямь выглядело довольно сомнительно, тем более, что на эту ночь в его убранство попытались внести клубный лоск, отгородив зону для танцпола. Танцы тебя интересовали меньше, чем обилие армянских коньяков и грузинских вин на столе. Через часик-другой тебе начало казаться, что ты тут вполне свой парень, не смотря на то, что подавляющая часть гуляющего персонала была младше тебя лет на 10-15.
Молодежь, казалось, искренне к тебе потянулась, что бы ты там ни плел за столом. Иначе как объяснить то, что ты оказался в туалете с девчонкой, которая щедро угостила тебя настоящим экстази и телефончиком на случай, если тебе захочется ещё. Кажется её звали Аня. Или Таня. Какая разница? После первой же «бомбочки» ты подумал что ты был бы рад завести такую милую подругу, как она, или такую заботливую и веселую дочь. И Карен, руководитель отдела продаж, сунувший тебе в руки два авиабилета в Колумбию и сертификат на ближайший тур туда, в качестве дополнительного бонуса за твои услуги, тоже казался ну совершенно чудесным парнем — ну и что, что нерусский, братья вы или нет?
Ты сбился со счета, со сколькими людьми ты там обнялся — атмосфера на празднике получилась совершенно особенная и душевная. Наверняка девчушка из туалета успела угостить добрую часть вашей компании.
Октябрьский холодок на улице немного привел тебя в чувство. Ты даже не удивился, обнаружив, что несешь с собой, помимо дипломата, купленный пакет с едой из МакДака. Как ты его приобрел — совершенно выветрилось у тебя из памяти. Воздух был свеж, пахнул пылью и напоминал об ушедшем лете. Людей на улицах в такой час почти не было, мимо время от времени проносились бессонные такси, ночные курьеры и возвращающиеся по домам прожигатели жизни.
Спускаясь в метро, ты почувствовал, что страшно вспотел в своем пальто и кашне — хотя погода тому не способствовала. А еще ты ощутил боль в деснах — и только сейчас заметил, что сжимаешь челюсти так, будто их свело спазмом. Знакомые симптомы для такого бывалого человека, как ты.
Тебе пришлось прождать под дверями метрополитена минут двадцать, прежде чем тебя пустили к турникетам. Ты заползало понял, что мог бы заказать такси к ресторану, и уже был бы на полпути домой. Но эйфория от «бомбочек» имела свою цену. Мысли постоянно уплывали куда-то в сторону. Их эффект уже выветривался, но ты предусмотрительно вёз в кармане еще два маленьких сверточка из папиросной бумаги.
Вагон, в котором ты приземлился, был фактически пустой. Только в дальнем углу прислонились друг к другу двое подростков в толстовках с капюшонами — слушающие музыку из одного смартфона, каждый в свой наушник. Знакомый запах дегтя и резины, витающий в метро, успокаивал.
Несколько станций, прогулка через пару улиц — и ты дома.
Ты погрузился в свои мысли, предвкушая свое возвращение, как вдруг поезд, уже набравший скорость и влетевший в тоннель, начал резко тормозить. В уши ввинтился премерзкий скрежет, а ты по инерции свалился на соседние сидения. Свет моргнул и погас, погрузив вас в кромешную тьму. В воцарившейся тишине из дальнего конца вагона донеслось мальчишеское «Нихе*а себе!..»
Антон медленно принял сидячее положение, машинально ощупывая себя, особенно — карман с приобретенной давеча наркотой. Какая-то часть его рассудка пыталась списать произошедшее на экзотический приход, какая-то вообще отказывалась паниковать, памятуя, что такие остановки в метро — не редкость. Но нутром Антон понимал, что на этот раз все совсем не так.
Выключение света было в высшей степени неприятным событием — и не потому, что тьма сулила опасность и (как ожидаемый результат любой жуткой ситуации) смерть. Не успевший порядком отойти от экстази мозг упорно выдавал причудливые визуалы, мешая трезво воспринимать происходящее. Становилось очень жарко, и очень хотелось пить.
— Эй, ребятки… — прохрипел Антон и откашлялся. — Вы там живые?
Собственный голос ему показался мечтательным и сладким — как у любого не отошедшего от эйфоретиков наркомана. Мужчина с трудом подавил отвращение к собственной персоне. Не время и не место…
А еще он очень надеялся, что попутчики отзовутся, и помогут ему выйти из галлюциногенного лабиринта.
После небольшой паузы к тебе долетает ответ:
— Да нормально всё… — а после какое-то хрюканье, заменяющее нынешним подросткам смех. Эту братию нынче смешит что угодно.
Свет начинает мигать, раздается шипение, свидетельствующее о попытках машиниста что-то вам сообщить. " …. пшшш… оставайтесь на своих местах." — к вам прорывается лишь окончание фразы.
Лампы, наконец, прекращают истерику, остановившись на позиции "дрожащий полумрак". Твой взгляд невольно фокусируется на соседнем вагоне — через окно перегородки ты видишь, что в нем тоже почти никого нет. Там вблизи от тебя, на противоположном сидении расположилась дремлющая девочка в белой шапке с модным кожаных рюкзачком на коленях. Рядом с ней, судя по всему, едет её дед — несколько обрюзгший безбородый мужчина в очках, одетый вполне интеллигентно. Рассматривая их, ты вдруг понимаешь, что этот дед смотрит на тебя и улыбается так, будто вы знакомы.
Первой мыслью Антона было «Неужели это я?» Не то, что бы он боялся доппельгангеров, просто из всех наркотических загонов этот был у него «любимым». Сама идея двойника, живущего своей жизнью где-то на пересечениях веток метро, была какой-то… неуютной.
Ситуация требовала разрешения, дед смотрел как-то выжидательно. Возможно, дилер, возможно старый работодатель… Антон нерешительно ерзал на сиденье. Здравый смысл подсказывал, что в не совсем трезвом состоянии начинать разговор, будить, а возможно и пугать ребенка — идея дикая.
«Черт с ним» — решился наконец он. В конце концов, если поезд снова остановится, он предпочел бы быть в одном вагоне с пожилым, обремененным внучкой человеком, а не с парочкой гопников.
Антон тяжело поднялся и поспешил к смежной двери вагона, пока поезд не успел тронуться. Остановившись перед ней, он оправил кашне и, чувствуя себя полным идиотом, легонько постучал по стеклу, привлекая внимание незнакомца.
Незнакомец оживленно приподнимает голову, наблюдая за тем, как ты приближаешься. Он продолжает улыбаться и кивает головой, мол, "Здорово! Отлично, что подошел!" — а затем указывает подбородком на спящую девочку и снова смотрит на тебя.
Антон попытался разглядеть девочку, но ту было плохо видно из-за мутного стекла. Она клевала носом, и профиль ее был решительно неузнаваем. Антон почесал нос и снова воззрился на незнакомца, подняв брови в немом вопросе: мол, что надо? Пальцы его тем временем уже легли на холодную металлическую ручку двери, но нажимать на нее пока не спешили.
В целом, вся ситуация была странной, и Антон впервые за долгое время жалел, что тем вечером был неразборчив в выборе… средств поднятия тонуса. Голова начинала трещать, начинались ранние отходняки.
«Что-то быстро» — подумал он. — «Никогда не славился ускоренным метаболизмом».
Знакомый незнакомец со все тем же добродушным видом лезет в рукав своего пальто, будто пытается достать оттуда носовой платок. На свет появляется что-то длинное. Совершенно невозмутимо этот тип наклоняется к девочке, закидывает одну руку ей на плечо, и до тебя медленно доходит, что ты видишь у неё на груди тускло поблескивающий нейлоновый шнур. Тот будто в замедленной съемке едет к шее спящей, подхватывая волосы. Свет снова мигает — кошмарный фильм с резкой сменой кадров. Вот все было мирно — а вот из тьмы выныривает сцена, где девочка, выпучив глаза, бьется, пытаясь добраться до стягивающей горло удавки, она брыкается, словно пойманное животное, высоко вскидывая ноги — но мужчина явно намного сильнее её и знает, что делает.
Антон с выпученными глазами наблюдал за страшной сценой. Пот градом катился по его лицу, кашне было насквозь мокрым. В отчаянии он оглянулся на малолеток, но те, казалось, ничего не замечали.
Это было дико, неестественно, но каким-то образом притягательно… Нащупав в кармане французский нож для очинки перьев, Антон нажал на ручку двери и со всей силы дернул ее на себя.
Ручка не поддается — она даже не нажимается, будто заклинившая насмерть. А тем временем там за стеклом движения становятся тише, слабее — в меркнущем свете наступает агония, финал этого кошмара.
Во вновь наступившей темноте по вагонам пробегает судорога, сопровождаемая грохотом, поезд дергается и, наконец, трогается, набирая скорость.
Когда вы подъезжаете к остановке, свет рывками возвращается на место, освещая для тебя печальную картину — тело девочки, обмякшее и безжизненное, лежит на сидениях. Юбка некрасиво задралась, разметавшиеся волосы закрыли лицо, рюкзачок сиротливо лежит на полу. Широкая спина мужчины маячит в противоположном конце вагона.
Поезд останавливается, и машинист как ни в чем ни бывало объявляет следующую останову — судя по всему, поломка не настолько серьезна, чтобы выгнать вас всех из вагонов.
Антон утер пот с лица, проморгался… Решать надо было сейчас. Конечно, в вагонах установлены камеры. Но что, если все это — подстава? Или один из этих идиотских розыгрышей?
Нутром он понимал: ни то, ни другое. В голове всплыл его давнишний трип с провидческого шалфея, когда он…
Двери уже начали закрываться, когда Антон протиснул свое грузное тело через выход и прыжком, который его удивил его самого, преодолел расстояние до следующего вагона. Между створками оставалась лишь узкая щель, в которую он, обдирая ногти, попытался просунуть ладонь. Перед его глазами вспыхнула картинка: автоматика отказывает, дверь отказывается открываться вновь, и его изуродованный труп тащит по тоннелям метро…
Но что в нем осталось бы человеческого, если бы он оставил эту задушенную (или полузадушенную?) девушку на откуп какому-то душегубу?
Дверь к счастью срабатывает как надо и приглашающе распахивается. Недовольный голос диспетчера гремит на всю станцию: "Ускорьте посадку! Освободите двери!"
Створки захлопываются за твоей спиной, поезд трогается, и ты стоишь в абсолютно пустом вагоне.
Двое покинутых подростков из соседнего оборачивают на тебя лица и тыкают пальцами. Явно "охреневают от сумасшедшего деда".
Антон, вытаращив глаза, смотрел на пустое сиденье, где только что лежала бездыханная девушка. Незнакомца с повадками элитного убийцы тоже не было видно.
Поезд качнулся, и Антон с трудом удержал равновесие. Он тяжело опустился на скамью напротив испарившегося трупа. И начал смеяться.
Смеялся он долго, хрюкая и захлебываясь. На душе было невероятно легко. Все-таки ему это привиделось. Все-таки ничего этого не произошло…
Но где-то в глубине души он понимал, что все не так просто. Часть его сознания мрачно наблюдала за самим собой: откашливавшего истерический смех в платок. Наркоман со стажем, Антон понимал, что даже гуляющий в его крови коктейль не способен на настолько яркие визуалы. Подобные галлюцинации — это уже глубокий делириум, полная шизофрения. От этих мыслей смеяться как-то перехотелось.
Антону вспомнилась сцена из давным-давно посмотренного фильма «Лестница Иакова». Там тоже были метро и чертовщина… Хоть и не имеющая отношения к предыдущим трипам…
От непрошенных воспоминаний Антона передернуло. Проклятый шалфей провидцев… Чтобы отвлечься, он грузно развернулся на скрипящей седушке и вперился взглядом в карту метро, высчитывая, далеко ли еще до дома, и не проскочил ли он уже нужную станцию.
Когда поезд начинает снижать скорость перед остановкой, ты видишь, как за окном мелькают знакомые "летающие тарелки" на потолке станции "Аннино", которую диспетчер любезно объявляет, прежде, чем двери открываются.
На противоположной стороне платформы уже скапливаются утренние бедолаги, которым, в отличие от тебя, пора на работу. Кто-то угрюмо смотрит в смартфон, кто-то смотрит в пустоту перед собой остекленевшими от однообразных будней глазами.
От станции к твоему дому нужно немного прогуляться — не более десяти минут. Пока ты бредешь вдоль темных утренних улиц, мимо курящих группками нерусских дворников и спешащих зевающих коренных москвичей, ночной воздух остужает твое разгоряченное лицо. С каждой минутой странное происшествие отдаляется от тебя и кажется все менее пугающим — ты ведь мог задремать и приснить что-то, всякое бывает…
Только дойдя до середины улицы ты замечаешь, что как только ты приближаешься к кругу света от очередного фонаря — тот гаснет. А когда проходишь мимо — свет возвращается на место. Как будто за тобой наблюдает какой-то невидимый регулировщик и так странно пытается над тобой подшутить.
Антон страдальчески возвел очи горе. Становилось ясно, что в чаду и угаре недавней вечеринки он сожрал что-то такое, от чего плющит совсем по-новому. То, что утренний мороз и шокирующие события в метро знатно его отрезвили, Антон старался во внимание не брать.
Несмотря на стойкое увлечение «оккультизмом» (что заключалось в поедании псилоцибных грибов и эпизодическим чтением мистера Кроули), в реальной жизни Антон редко применял эзотерический понятийный аппарат. Его существование зиждилось на умении находить общий язык с людьми, и это скверно сочетается с витанием в оккультных облаках.
Тем не менее, мысли о порче, или каком-то наваждении настойчиво стучались в голову. Антон всегда чувствовал себя увереннее в темноте, и, чтобы убежать от раздражающих его фонарей, свернул с тротуара во двор — где-то там, как он помнил, должен быть еще один путь домой.
Едва ты сворачиваешь во дворы, фонари разочарованно прекращают свои штучки — горят, как положено, хотя скоро им предстоит погаснуть окончательно. Среди домов вдали уже мелькает голубая полоска холодного рассвета.
Во дворах тебя сопровождает шелест осенних листьев и поскрипывание качелей на проржавевших детских площадках. Наконец, ты оказываешься в знакомом подъезде и поднимаешься на свой этаж. Ключ со второго раза попадает у замок, и ты оказываешься в своем логове, где можешь полностью расслабиться, оставив все странные события ночи за крепкой дверью.
Неприбранная постель манит тебя к себе. Впрочем, ты можешь оттянуть неизбежное, занявшись ещё какими-нибудь делами.
Антон постоял немного в прихожей, сильно-сильно зажмурив глаза. Его покинули силы душевные и физические, и, казалось, он прямо сейчас свалится на пол и уснет мертвецким сном.
Кое-как раздевшись (пальто, однако, заняло свое законное место на вешалке), он с трудом доковылял до ванной и тщательно умылся теплой водой. Та, стекая по лицу, попадала на губы, и была соленой, будто морская. Стараясь не смотреть на свое отражение в мутном зеркале (в ИСС оно шутило с Антоном недобрые шутки), он вышел в свою крохотную жилую комнатку. Стянул с себя штаны и свитер, и рухнул на свой старенький, продавленный диван, жалобно заскрипевший под его немаленьким весом.
Смежив усталые очи, он изо всех сил понадеялся, что этот безумный день наконец-то подошел к завершению.
Небо за окном уже становится серым, когда ты наконец-то валишься на свою кровать. Одеяло уютно принимает тебя в свои объятья, и твое сознание соскальзывает в глубокий колодец сна.