«Говорите громче! Нам же очень плохо слышно, когда вы так шепчетесь!» («Друзья», Чендлер Бинг)
Шалаш не так велик, чтобы в нем поместились сразу все — от силы сюда влезут, прижавшись друг к другу человек пять-шесть. Сменяя один одного, вы дремлете в ночном холоде, инстинктивно ища тепла друг у друга. В шалаше пахнет духами и почему-то едой. Из-за запаха еды вы особенно остро чувствуете, что голодны — мяса кролика хватило только, чтобы раздразнить аппетит, а ягодами желудок удается успокоить лишь на пару часов.
Мне, похоже, дали отсрочку от дел, а раз песен не предвидится — лучше уже поваляться в шалаше. Тем более, места тут пока хватает. Я укладываюсь на противоположной от девушек стороне, чтобы они чего не подумали. Ноги приходится согнуть, но в итоге я вроде бы влез на подстилку.
Приняв у лейтенанта тарелку с едой, мужчина благодарно кивает и некоторое время обменивается с ним любезностями. Затем, не говоря более ни слова, он вполголоса желает тому спокойной ночи и отправляется на покой. Лейтенант был прав: следовало поберечь силы на будущее. Так Герман и поступит после того как поест. Пока есть время перед беспокойной дремой, русский усаживается по другую сторону навеса, спиной к дереву и что-то старательно чертит на земле обломком сучка. Мясо он растягивает как может и жует максимально медленно. Его и так не особо много, а насытиться все же надо.
Я приношу с собой выданные мне порции кролика. Их две. Аккуратно пробую кусочек — есть можно.
Мне всё ещё не понятно зачем и как мы здесь оказались, есть ли у нас цели, кроме как не умереть в пасти пауков и от голода?
За этими мыслями съедаю обе порции. Разбрасываться едой я не намерен.
Устраиваясь на жесткой подстилке, с досадой думаю, что не смогу уснуть в таких условиях, и сама не замечаю, как проваливаюсь в сон.
Тем не менее, сквозь дрему я слышу шорохи и голоса, мне даже кажется, что кто-то обращается ко мне и говорит что-то о каком-то платке, затем рядом то и дело начинается какая-то возня. Не реагируя на звуки и движения, стараюсь как можно дольше оставаться во власти уютного забытья, дарящего свободу от холода, голода, жажды и даже страха.
— Сэр Герман, скажите, — спрашиваю я русского, когда заканчиваю есть, — а зачем вам ещё вода, если не для питья?
В шалаше перед рассветом спят, тесно прижавшись друг к другу Аделина и Тереза, Шон и брат Томас, Асмодей и Андрас. Авенир благородно прикорнул рядом с навесом на лапнике. Нед тоже дремлет где-то поблизости.
В тишине ночи вдруг раздается треск и звук тяжелого падения. Навес рухнул, похоронив под собою спящих. Те кто был под навесом пробуждаются от того, что на них навалилось что-то тяжелое, темное и ужасно колючее. Рядом ругаются и мечутся люди. Больше всего досталось Терезе и Андрасу, лежащим с краев. Первой пребольно досталось по плечу, второму — по голове, правд удар смягчила кепка. Авенир проснулся скорее от звука — он и вовсе не пострадал.
Я подскакиваю, в ужасе пялясь по сторонам сонными глазами:
— Что случилось?!
Затем до меня доходит произошедшее и я отряхиваюсь от веток и иголок, ощущая, что чего-то мне не хватает. Как будто одна моя рука всегда была чем-то занята. Например, держала сумку или куртку…
— Демон! Ох, лишь бы ты сбежал! — разгребаю завал еловых лап и веток, виду знакомый пиджак с нашивками пансиона.
Вырванный из крепкого сна, Асмодей обнаруживает себя погребенным под тяжелыми, колючими ветвями. Он пытается встать на четвереньки, что оказывается довольно затруднительно, поскольку остальные заняты тем же. Отчаявшись принять достойный вид, он выползает наружу, в сырую предрассветную траву, и выпрямляется, ощупывая себя. Вроде бы все кости целы, а вот трость и котелок остались где-то в переплетении ветвей и барахтающихся в них людей.
— Выбирайтесь по одному, — советует он. — Сначала помогите женщинам и мальчику!
Он протягивает руку, готовый помочь первому, кто покажется из шалаша, который теперь больше напоминает начиненное людьми кострище.
Даниэль бросает и шлем, и промокший платок и подбегает к тому, что раньше было шалашом.
Чёрт-чёрт-чёрт-чёрт…
Конечно, были бы у них шкуры — падение было бы куда мягче!
Он пытается поднять упавшие конструкции, чтобы некогда спящие могли выбраться. Сооруженную им же «черепицу» он отбрасывает в сторону. Что ж, зато теперь у них есть хворост для костра!
Именно в шалаше я откровенно порадовалась, что в компании мужчин есть ещё одна девушка. Её тело рядом не несёт мне хоть какой угрозы, и поэтому, сон пришёл быстро. Последней мыслью в утомленном мозгу пронеслась надежда, что когда я открою глаза, обстоятельства вокруг изменяться на привычные и обычные.
Но нет. Я в полусне барахтаюсь под упавшим навесом, стараясь выбраться. Встать на ноги мне очень помогает протянутая рука господина фокусника.
— Спасибо, большое спасибо! — слегка хриплым от сна и испуга голосом я благодарю мужчину.
— Все целы, люди? — мою обеспокоенность невозможно скрыть.
— Ну и задачку ты мне задал.
Герман едва не подавился маленькой косточкой от неожиданности. Благо, что едва, а то полакомились бы вы, ребятки, человечинкой.
— Меня беспокоят пауки. Я все думаю, как можно было бы их прикончить так, чтобы они уж точно нас не побеспокоили. Ручей тут — одна из незначительных деталей, которые входят в состав моей ловушки. Я не уверен, что придется действовать столь радикально.. но мне спокойнее знать, что запасной вариант у меня есть. Как-то так.
Мужчина пожал широкими плечами, просто улыбнулся и провалился в дрему. Затем была возня в дозоре, его отлучка за надобностью, а вскоре — и возвращение в лагерь. Несся туда он опрометью, бросив связку сразу же, как только он рассмотрел, что случилось с шалашом. Его просто не было.
— Ну-ка…
Герман раскапывает среди лапника каркас шалаша и откидывает его половину в сторону. Частями, правда , но что же поделать. Затем мужчина не без усилий налегает на жердь и приподнимает вторую часть шалаша, налегая на нее плечами. На этот раз более успешно: эта половина была целее.
Кажется, каркас оказался неустойчивым, и стенки шалаша разъехались в разные стороны
— Давайте, выбирайтесь потихоньку.
Чувствуя, как жерди становятся более легкими, Даниэль оглядывается. В этом хаосе из иголок, веток и человеческих конечностей и голов он и не заметил, как вернулся Герман — так быстро! Или это так много времени прошло, пока он собирал росу?..
Тем не менее, неожиданной помощи этнограф радуется — как никогда вовремя. Вдвоём они быстрее расчищают площадь, на которой раньше располагалось их временное жилище.
Хорошо, что его дежурство совпало с таким событием — шлем в подобной суматохе было бы уже не спасти, и в результате они лишились бы единственного сосуда для воды. Не говоря уже о том, что кто-то мог поцарапаться о его мачете. Этнограф надеялся, что удар оказался слишком незначительным для тех, кто спал во время падения шалаша — иначе из его остатков придётся мастерить носилки или костыли. Оценив траекторию падения, он делает шаг в сторону Терезы.
— Вы сможете встать? — Ден предлагает ей руку, внимательно осматривая. Удар мог прийтись по голове…
Я просыпаюсь от внезапного шума и человеческих голосов. Не уверен, но, кажется, они обеспокоены или испуганы. Хотя иногда люди кричат подобным образом во время игр.
Поднявшись, я поправляю одежду и стряхиваю прилипший к ней мусор. Вытащив из кармана очки, цепляю их на нос — и могу убедиться, что очнулся там же, где засыпал. Становится понятен и источник шума — людей погребла под собой взведенная вчера конструкция для сна.
Как-то я занимался делом, где человека привлекли к ответственности за бездействие — и потому оставаться лишь наблюдателем считаю опасным. Подойдя ближе, уточняю:
— Простите, вам помочь? — и только после этого помогаю разгрести завал. Я даже готов подать руку кому-нибудь, чтобы помочь подняться. Правда, потом незаметно вытру ее, крепко схватившись за лацкан пиджака. Научился этому еще в университете, где каждый почему-то норовит передать тебе своих бактерий.
Что я, опять уснул на работе? Не драться же из-за такой ерунды, ну или хотя бы целиться получше. Голова-то — важная штука у человека. Подумаешь, на минутку вздремнул — уже иду.
— Уже иду, иду, — бормочу я, пытаясь, вопреки всем этим мыслям, перевернуться на другой бок.
Ничего у меня не выходит — и я вскакиваю, с ужасом думая, что обвалилась наша стройка, и еще раз больно шарахаюсь обо что-то головой. Обидно, а тут еще студентик лезет со своим "простите". Распихав в сторону ветки, хватаюсь за его руку, встаю и, сокрушенно качая головой, спрашиваю у него:
— Что же ты натворил? Здесь же люди спят!
У меня не было часов, чтобы определить, как часто я просыпался. Мне казалось, я и не засыпал вовсе. Я рассчитывал, что дежурство меня утомит, но даже после него я долго лежал в темноте, против воли прислушиваясь к тому, как остальные ворочаются, спят и переговариваются. Когда я уже смирился с тем, что уснуть мне не удастся, колючие стены шалаша вдруг начали постепенно отодвигаться, растворяясь во мраке, и…
Что-то огромное и лохматое навалилось сверху. "Пауки!" инстинктивно подумал я, дернулся, чтобы вскочить, запутался в ветках. Когда мне, с расцарапанными руками и лицом, всё же удаётся выбраться, остальные уже вовсю суетятся рядом, отряхиваясь и причитая. Я зябко поежился.
— Все целы? — голос звучал хрипло, с трудом, будто не мой.
— Я не могу вытащить пиджак, а в нём спал кролик… — обреченно говорю я, дергая за рукав. — Не хватает сил достать.
Хоть конструкцию и подняли, но моя "сумка" за что-то зацепилась под кучей веток и лап.
Заслышав про кролика, я сразу бросаюсь парнишке на помощь. А как иначе! Случись что с Бродягой — уверен, Шон первым бросился бы на помощь.
— Сейчас разгребем! Главное, воздуха там хватает!
Сказано — сделано. Начинаю разгребать.
Даниэль продолжает с тревогой всматриваться в лицо венгерки. Была ли это природная белизна кожи, пудра или ей действительно нехорошо? Какое там хорошо, когда твоё утро начинается с подобного…
Диас вспоминает картины племени уичоли. Они плели их на древесине, выкладывая рисунок шерстяными нитками и скрепляя те "слезами Шиутекутли", их бога огня. Огненными слезами мексиканцы называли воск. Это было красиво — яркие цвета картин согревали, а их сюжеты рассказывали множество историй и легенд, которые Ден находил полезными для написания истории индейских народов. Так, одна из них легенд гласила, что девушки произошли из початков кукурузы. Даже ацтеки, цивилизация сильных войнов, не знающих жалости, считали женщин хрупкими растениями — хрупкими, но дарующими силу.
Из всего Даниэль делал вывод, что должен помочь даме.
— Сеньорита, — голос его звучит почти мирно, — Обопритесь на меня.
Ден опасался, что у неё могло быть легкое сотрясение. Это затрудняло их дальнейшее передвижение.
Пиджак вы находите, кролик в нем, жив, но какой-то вялый — возможно из-за нехватки воздуха.
Когда из-под завалов вытащили последнего человека и не только, — кажется, кролик все же пригрелся в их маленьком отряде, — Герман с тяжелым вздохом опускает всю эту конструкцию. Теперь у него ужасно ныли плечи и спина. "Видно, старость", — отшутился мужчина у себя в голове и оглядел весь этот погром.
— Кажется, я рано за хворостом побежал, — обратился он к Даниэлю, а затем — уже громче к остальным: — Простите. Наверное, укрепил недостаточно. Все целы?
— Теперь можно доделать начатое и дожечь поляну, — кивает Диас. Кажется, он нервничает — ведь Тереза так и не пришла в себя.
Мягко придерживая её за спину, дрожашей рукой этнограф щупает пульс у девушки. Не были же ветки такими тяжелыми — почему она так и не очнулась?..
Лишнее волнение путает его, и потому он укладывает даму обратно на землю, после чего наклоняется и прижимает ухо к её грудной клетке — бьётся ли в ней сердце?
По-хорошему, чтобы повысить точность своих выводов, ему нужно было избавить даму от одежды, но Даниэль знал, что и в диких, и в светских обществах за это могут убить. При чём не только кавалер самой леди.
Всю ночь в моих снах пылали костры, а вооруженные копьями люди в набедренных повязках сражались с гигантскими пауками и какими-то огромными рогатыми монстрами. Поэтому когда на меня неожиданно падает что-то огромное, тяжелое и колючее, я даже не слишком удивляюсь. Видимо, монстры все-таки прорвались в лагерь.
Когда же до меня, наконец, доходит, что это не сон, обреченность сменяется паникой, и я изо всех сил пытаюсь сбросить с себя навалившиеся ветки. Заметив чью-то руку, хватаюсь за нее и выбираюсь из-под рухнувшего навеса на свет.
Потирая ушибленное плечо — Боже правый, надеюсь, кости целы! — оглядываю руины шалаша. Испуг сменяется раздражением, и мне стоит немалых усилий сдержаться и не высказать "строителям", что я думаю об их талантах. Полдня угробить на возведение постройки, которая рухнула даже без ветра!
Все уже выбрались из-под завала, но Асмодей продолжать искать и успокаивается, только обнаружив среди колючих ветвей котелок и трость. Даже представлять не хочется, что бы он делал без трости. А вот котелок безнадежно измят и весь покрыт смолой.
— Держи, — предлагает он Шону котелок. — Не один кролик чувствовал себя в нем вполне уютно.
Затем он поворачивается к дамам. Пусть вид у миссис Элмерз далеко не цветущий, тем не менее, с бледностью мисс Барток не идет ни в какое сравнение.
— Вы в порядке? — обеспокоенно спрашивает Асмодей. — Может, вам лучше присесть?
Похоже, ей действительно серьезно досталось. Что за неудачная ночь.
Даниэль радуется, что не успел осуществить своих намерений — по тому, как рука девушки цепляет его, он понимает, что та не из робких. От того этнограф испытывает ещё большее облегчение — хуже разъяренной женщины нет ничего. От неё нельзя защититься и никак не спастись. А такое обращение мало ли кого бы обрадовало…
Оглядев венгерку ещё раз и убедившись, что та может стоять на ногах самостоятельно, Даниэль отпускает её, но далеко не отходит, продолжая наблюдать за Терезой.
— Думаю, восстанавливать шалаш не имеет смысла, — заявляет он, — Зато теперь мы сможем подкинуть имеющийся в избытке, — Ден хмыкает, — Хворост в костёр. Вы можете устроиться недалеко от него, так будет теплее. Думаю, мы с господином Никифором справимся с поддержанием огня и вашего сна в покое, — американец кивает Герману.
— Благодарю вас, я в порядке, — отвечаю фокуснику с раздражением в голосе. Неужели же не ясно, что никто здесь не в порядке? Мы находимся неизвестно где, у нас нет воды, еды и сменной одежды, не говоря уже о крыше над головой и нормальных кроватях для сна. И главное, нет никакой возможности привести себя в порядок! Моя завивка распустилась, платье измято, перчатки испорчены! Я наверняка выгляжу как пугало! И неизвестно еще, насколько серьезен мой ушиб! Так что нет, я определенно не в порядке!
Заметив однако, с каким искренним участием смотрит на меня бородач, смягчаюсь и добавляю уже более любезно:
— Простите, господин, последние сутки были для всех нас настоящим испытанием. Надеюсь, вы сами не сильно пострадали?
Пока вы все приходите в себя после разрушения убежища, по земле вдруг пробегает дрожь. Небо светлеет на востоке, и в предрассветный час над полем раздается далёкий низкий и утробный рык, будто идущий из недр земли.
Вздрогнув, Даниэль первым делом вынимает оружие и осматривается — откуда идёт звук?.. Он наклоняется к земле и прижимается к ней ладонью. Закрывая глаза, этнограф старается уловить малейшую вибрацию. Он не раз видел, как так делали шаманы и войны. Правда, иногда они ещё съедали перед этим листья дурмана или лизали лягушек, что, по их словам, возносило их сознание до нового уровня. Ден не был уверен, что его разум достиг такого… пика.
Поднимаясь, он крутится вокруг оси, стараясь не упустить ничего из доступного ему обзора. Жаль, что с собой не было бинокля — это бы существенно облегчило ситуацию!
— Боже правый, что это? — вырывается у меня восклицание. — Это что, какой-то зверь?
Я в панике оглядываюсь на остальных, но разве кто-то из них может ответить на этот вопрос достоверно?
Совершенно очевидно, что ни о каком продолжении сна теперь и речи быть не может. Пугающий звук до сих пор стоит в ушах, заставляя сердце сжиматься в ожидании новых опасностей. Да и спать нам больше негде — наше и без того неуютное ложе разворочено навесом и усыпано обломками палок и колючих веток.
— Ого, спасибо, сэр! — благодарю я фокусника и пересаживаю сонного (как я надеюсь) кролика в котелок.
Пиджак же мне приходится отряхнуть не только от еловых иголок и веток, но и продуктов жизнедеятельности моего подопечного. Впрочем, это не мешает мне его на себя надеть, так как утро довольно зябкое.
Грохот из-под земли перетряхивает всё моё нутро. Землетрясение? Что это?
Не скрываю своего страха и озираюсь по сторонам.
— Ч-что это за звук?
Асмодей перехватывает трость поудобнее и взглядом отмечает, где находятся женщины и юный Шон. Пожалуй, при случае можно помочь и священнику. Нечасто ему удавалось получать такое удовольствие от спора. Жаль будет, если святой отец не переживет день.
Дрожь земли повторяется, вы все чувствуете вибрацию, пробравшую вас до самого нутра. Гулкий рык повторяется, жуткий леденящий душу звук — кажется, он громче, чем раньше.
— Оно приближается, — шепчет Даниэль.
Вынув из земли кол, он протягивает его Мэтту. В другое время он бы не рискнул доверить ему оружие, но сейчас ситуация была критическая. Затем Даниэль подцепляет из костра одну из слабогорящих палок. Потоптав один из её концов, он поднимает, и, шипя от прикосновения к ладони горячего дерева, протягивает святому отцу:
— Нужно обороняться. Образуйте круг, чтобы в центре были женщины и мальчик, — сам он становится рядом с фокусником и оттесняет за спину Аделину, — Скорее!
По звуку приближающегося рычания он старается определить, что это за зверь, и встречал ли он его раньше.
Шон шумно сглатывает и борется с необратимым желанием дать дёру куда-нибудь… Да в тот же лес! Пауки уже не звучат так страшно, как это. Но я жмусь поближе к дамам, так как взрослые оцепляют нас в круг.
— А это не преподнесет нас этому… существу на тарелочке? Не лучше ли нам будет перемещаться?
Гул рычание становится совсем уж близким, и вам кажется, что в сизом предутреннем тумане вы различаете невдалеке приближающийся гигантский силуэт чудовища. Грохот — это оно бежит к вам исполинскими прыжками. Зрелище настолько невиданное, что кажется вам нереальным.
Лохматое огромное чудовище врывается в ваш лагерь, расшвыривая землю и вывороченные кусты мощными когтями. Вы вынуждены бросится врассыпную, чтобы спастить, но один и вас не успевает. Длинная зубастая пасть хватает белую тонкую фигурку миссис Элмерз, которая замерла в оцепенении при виде монстра.
Челюсть твари легко перекусывает девичье тело — вам ее уже не спасти — и на какое-то время чудище занято ею. Отбежав, вы можете рассмотреть, что это животное — нечто среднее между барсуком и медведем, но при этом оно размером с дом.
МНЕ НЕ ХОЧЕТСЯ ЕГО РАССМАТРИВАТЬ!
Я даю дёру, как только силуэт обретает форму. Бегу я в непонятном мне направлении, потому что от страха мозг не готов обрабатывать полученную информацию, но усилием воли я останавливаюсь и оборачиваюсь. Мне удалось убежать не так уж и далеко — до места, где мы добыли кремний.
Чудовищное зрелище! Монстр схватил одну из девушек и… УБИЛ ЕЁ!
В ужасе я присаживаюсь и раздаюсь рыданиями.
— Мы все умрем здесь. Господи, спаси нас!
С ужасом смотря на то, как в пасти чудовища пропадает белая фигурка в платье, словно из облаков, Даниэль постепенно пятится назад. Глаза его расширены от ужаса.
Пригнувшись так, чтобы быть как можно менее заметным за высокой травой, он бежит в лес. Раз Герман вернулся живым — возможно, пауки больше не выберутся!
В любом случае, оставаться в открытой местности было опасно.
Продолжая оглядываться, спотыкаясь, и не видя ничего от страха, Диас продолжает бежать. Сейчас он бы с удовольствием провалился в одну из кроличьих нор!
Чувствуя, что ещё немного и легкие разойдутся, он останавливается и оглядывается — что с остальными?.. Голова гудела, сердце так и наровило пробить грудную клетку.
Завидев бегущее на нас чудовище, я готова лишиться чувств от ужаса, но тело все делает за меня: руки подхватывают подол, а ноги сами несут меня прочь подальше от лагеря. Не известно каким чудом я даже умудряюсь ни разу не упасть, запнувшись о корни или рытвины.
Когда легкие начинают гореть, а сердце готово разорваться, я останавливаюсь и оглядываюсь на своих спутников. Боже правый, лучше бы я этого не делала! Чудище все еще на поляне, а в его пасти я вижу окровавленное тело несчастной мисс Элмерз. Но где же все остальные?
Одна женщина погибла! Вот же черт! Не уследил, не успел… Ожидал тварь поменьше, послабее, кого-нибудь вроде тех же пауков, а стоило сразу убираться от опасности.
Асмодей хватает за шкирку скорчившегося на земле мальчишку и волочет к лесу, не особенно заботясь об удобстве подопечного. Зверь огромный и неповоротливый, в частоколе деревьев ему будет не развернуться.
Он может только надеяться, что кто-нибудь поможет единственной оставшейся в их группе женщине, но что поделать, сразу двоих ему не спасти, а ребенок, безусловно, важнее.
Сэр Асмодей, всё же дайте Шону сбежать самостоятельно!
Заметив одну из выживших, ту самую, которую он вытаскивал из-под завала, Даниэль подбирается поближе.
— Мисс, пригнитесь! Так меньше риск, что он заметит вас, — он оглядывается на чудовище, — Нужно в лес… мисс… — он берёт её за запястье, — Быстрее.
Диас тянет женщину за собой, сначала поддерживая темп быстрой ходьбы, а затем снова срываясь на бег. Они и так потеряли много времени.
Кажется, лагерю уже крышка. И лагерю, и костру, и вообще всем им. Герман напрягается, как сжатая в кулаке пружина, и, видит бог, уже готов бежать. Но рано. И не к месту: чудище может заметить и прикончить их всех.
— В сторону леса, живо, — вполголоса шепчет Герман и, мельком оглянувшись назад, пригибается ближе к земле. В высокой траве военного почти не видно, и вскоре он присоединяется к прочим на опушке.
Тут его план с масштабным поджогом и отступлением к ручью может уже не сработать.
— Все на месте?
Шон ужом, как умеют только мальчишки, выворачивается из рук Асмодея. Вот глупец! Нашел время предаваться отчаянию!
Асмодей кидает взгляд на монстра, на мальчишку, снова на монстра, который беснуется всего в нескольких десятках футов позади, и бежит за остальными к лесу. В конце концов, его собственная жизнь не стоила бы того, чтобы погибать пусть даже ради высокой цели. Оставаться попросту нелогично — чего он добьется? Места в первом ряду, пока монстр будет терзать паренька?
Немного отдышавшись и справившись со своей истерикой, я приседаю за камнями и выглядываю, и понимаю, что большинство бежит в лес. Пока чудовище занято разрыванием девушки на части, я лезу в тайник, что мы с преподобным оставили в наш поход за камнями, и, если "наш секрет" все ещё там, я засовываю его в карман.
Затем, перекрестившись, я беру острый кусок кремния и со всех ног бегу к кромке леса, к остальным.
Какое-то время бегу вслед за этнографом, но, оказавшись у кромки леса, высвобождаю руку и оглядываюсь: русский, бородач и мальчик, как и мы, решили искать спасения в лесу. Но где же Маттиас, офицер, адвокат и преподобный? Будет ужасно, если с ними тоже что-то случилось, достаточно с нас и одной потери.
Помимо человеческих, Даниэль считает потери материальные — его шлем остался в лагере. Во что теперь они наберут воды?.. Чертыхаясь, он бьет себя по бедру и выпрямляется, пытаясь высмотреть в траве членов их команды. Помимо Мэтта, сумасшедшего и преподобного не хватало ещё лейтенанта. Хоть он и был пацифистом, в их положении терять военного было прискорбно. Тем более, что не смотря на творящийся хаос, тот мыслил довольно трезво. Если не считать того похода в лес со священником, чтобы упокоить душу незнакомого погибшего… Этого поступка Диас до сих пор не мог понять.
Существо, ворвавшееся в лагерь, не поддается зоологической классификации. Судя по тому, как он расправляется с девушкой, его можно отнести к хищникам. Зажав в руке свое единственное оружие — нож для починки карандашей, — я медленно отступаю, спиной пятясь к каменной глыбе. Если чудовище приблизится — попытаюсь вонзить нож ему в глаз.
Перед смертью перед глазами Аделины мелькают кое-какие картины из ее короткой жизни.
Что именно происходит, я толком не понял, но раз все бегут — и я бегу. Судя по крикам, какой-то дикий зверь все-таки кого-то укусил, а судя по рыку — этот зверь готов сожрать всех остальных. Каким-то чудом у меня в руках оказывается какая-то палка, и кто-то орет, чтобы я встал в круг. Ни о каком круге я и слышать не хочу. Не раньше, чем вокруг меня не останется никаких зверей, кроме бабочек. В какой-то момент я понимаю, что бегу не в том направлении, что все остальные — приходится поворачивать и догонять своих.
Когда раздаётся рычание, я начинаю в панике осматриваться по сторонам. Этнограф что-то говорит об обороне лагеря и даёт мне палку из костра, но я даже не успеваю взять её у него из рук, когда происходит нечто чудовищное, больше всего напоминающее кошмарный сон. Кажется, что ужасный демон сплошь состоит из зубов и мрака.
Кажется, кто-то кричит, что надо бежать врассыпную — или это только мой рассудок? Но я не хочу отставать от остальных, не хочу оказаться совершенно один в этом поле, потому я бегу туда, куда и большинство людей — в сторону леса. Я не помню, как оказался там, и первое время у меня совершенно отсутствует голос, потому я даже не могу отозваться на голоса остальных.
Нед таким образом единственный, кто остался у глыбы. Если он рискует отвлечься от чудовища, которое, кажется, полностью поглощено своей добычей, то видит улепетывающего в сторону леса Шона.
У края леса собрались испуганные этнограф, священник, венгерка, русский, фокусник и оба американских мальчика. Осталось дождаться только румынского военного и безумного адвоката, если те, конечно, захотят к вам присоединиться.
Лагерь разорен — чудовище разметало ваш костер и остатки шалаша. На вас оно пока не обращает внимания. Самое время решить, что будете делать дальше.
Что за чудовищная напасть! Оказавшись у кромки леса, кажется, последним, Стефан зычно выругался на румынском — вряд ли кто-либо его понял, а отвести душу было просто необходимо.
Он хорошо помнил, как они с Господином Керном сидели в дозоре — спокойная, тихая звездная ночь, постепенно сменяющаяся предрассветными красками и прохладой от выпавшей росы. Но не успели они перевести дух, как земля содрогнулась, и шатающаяся постройка рухнула.
Не стоило ожидать от нее больше, чем она была на самом деле — временное убежище на ночь, призванное ненадолго укрыться. Господин Никифоров проделал неплохую работу, собрав его из того, что имелось. Тем не менее, более серьезного испытания оно не выдержало.
Мужчина едва успел подняться и начать разгребать ветки, откапывая из завалов то одно, то другое и помогая вызволить тех, кто оказался под упавшим навесом, как в лагере стало еще на одну проблему больше — гигантское чудовище, размером еще больше, чем пауки, атаковали лагерь и заставили людей броситься врассыпную. Лейтенант мешкал всего минуту, хватая шпагу и оглядываясь на разъяренного монстра. Еще минута, и Госпожа Элмерз стала его добычей, и он был не в силах сделать что-либо по этому поводу.
-Господин Септембер! Бегите! Быстрее! — Повторять предыдущую ошибку с пауками, он был не намерен, а потому ринулся в сторону леса в след за остальными, надеясь на то, что у адвоката хватит ума не пробовать завести диалог с этим животным.
Зрелище, открывающееся моим глазам из укрытия, завораживает и восхищает: дикая, архаичная свирепость. Узнай отец, что где-то еще существуют подобные звери — сразу же снял бы с крючка лучшее ружье.
Я стараюсь увидеть как можно больше: рассмотреть клыки, оценить размах лап, пересчитать пальцы, если угодно, лишь бы получить хоть какую-то информацию для зоологического описания. И только когда понимаю, что больше можно узнать лишь при условии прямого взаимодействия с последующей смертью, все-таки покидаю укрытие и устремляю к лесу — сначала украдкой, на полусогнутых, а затем все быстрее и быстрее.
Клыки желтоватые и длинные, размах лап ужасающий, пальцев по пять на каждой лапе с четырьмя длинными когтями, шерсть черно-белая с узором, как у барсука.
До леса Нед добирается без проблем — чудовище все еще занято трофеем.
Даниэль с облегчением замечает, что до лагеря добрались почти все. Вытерев лоб, он устало облокачивается о ближайшее дерево. Закрывая глаза, этнограф тщетно пытается стереть из памяти картинки того, как монстр поглощает несчастную девушку. Нет, такого он точно не забудет. Это не сравнится ни с одним, даже самым кровавым ритуалом из всех, чтоо он когда-либо описывал или видел.
Чуть переведя дух, он отлипает от коры и с тревогой вглядывается вдаль — не следует ли чудовище за ними?..
Подумать только, а ведь он планировал обороняться!
— Откуда он взялся? — спрашивает Даниэль, ни к кому конкретно не обращаясь, — Он пришел на огонь или на запах мяса? Кажется, он был крайне взбешён… Возможно, кто-то спугнул его?
Может быть на той стороне были другие люди? Может быть, даже та самая итальянская группа?
"Только этого нам не хватало", — Герман с мрачным видом проводит адвоката взглядом.
Кажется, теперь на месте все.
— Нужно выдвигаться как можно скорее. Сейчас светает, в лесу должно стать хоть на толику безопаснее, чем ночью, — торопливым шепотом объясняется Никифоров. — К тому же, среди деревьев эта махина не сможет передвигаться.
Русский достает из-за пояса револьер.
— Времени мало, он пока занят. Но если его желудок такой же большой, как и он сам, одним человеком он не насытится.
Герман украдкой хлопает юношу со спичками по плечу, привлекая его внимание.
Оказавшись в безопасности, я первым делом открываю блокнот и фиксирую новые факты. Руки дрожат от быстрого бега, но нельзя разбрасываться временем. Постепенно дыхание выравнивается, голова проясняется, но дрожь в руках никуда не исчезает. Мысленно обвинив дикое чудовище в преднамеренном убийстве и погромах, я оцениваю, сколько можно было бы взять с него за услуги адвоката в суде. Выходит привлекательная сумма, учитывая, что тогда отягчающим обстоятельством был бы каннибализм.
Кажется, ко мне возвращается способность рассуждать здраво. И, кажется, у меня новая гипотеза.
— Если среди присутствующих есть господа, читавшие "Путешествие к центру Земли" Жюля Верна и "Затерянный мир" Артура Конан Дойла, не находите ли вы некоторого сходства с ситуацией, в которой оказались мы? Местная фауна все больше напоминает мне доисторическую.
Очевидно, я все еще не пришел в себя, раз говорю все это вслух. С другой стороны, вдруг кто-то выскажет мысли, способствующие развитию этой новой теории (которая, к сожалению, никак не объясняет наше попадание в это уникальное место).
Андрас слышит шепот на ухо.
— Мы не на дне вулкана, господин Септембер.
Нет, это чушь! Пусть и научная, но всё-таки фантастика! Даниэль предпочитал придерживаться версии, что они все — участники эксперимента. Возможно, что и все звери — результаты скрещивания различных видов животных. Или следствие чего-то похуже.
Прислушиваясь к словам русского, Даниэль понимает, что тот прав. С причинами они разберутся потом — сейчас главное — выжить.
Он первым шагает в лес.
Все, что я только что увидел, продолжает снова и снова всплывать у меня перед глазами. Не в силах с собой справиться, я машу руками, отчего перед лицами всех остальных то и дело пролетает заточенный кол.
— Девушка! Не-Тереза! Та, вторая, — неужели я даже имени ее не помню, что же это такое творится, — вы видели? Как же так можно, это же девушка!
Кто-то хлопает меня по спине, и я подскакиваю с таким возгласом, как будто мне откусили руку по локоть.
— Ты видел? — кричу я на Германа. — Надо же что-то сделать! Она же там, а мы здесь! Так не должно быть.
Я бросаюсь в сторону лагеря, но меня хватает всего на несколько шагов — нет, я не могу снова пойти туда, и что же я за человек! Оседаю на землю от бессилия и, схватив себя за волосы, продолжаю причитать:
— Она же там… А я даже не знаю, кому теперь о ней рассказать… где она жила… А если ее кто-то ждет?
Отдышавшись, я загнанно озираюсь по сторонам. Мы убежали не так уж и далеко, что мы встали посреди поля? В боку немного колет, сердце бьётся, как сумасшедшее, руки на котелке с кроликом скрючены.
— Надо убегать дальше! Он же нас в миг догонит, если мы будем топтаться тут!
Не дождавшись ответа остальных я бегу в лес.
Мастер игры будет благодарен, если вы будете указывать и направление куда бежите — пойдете на северо-запад в сторону, куда ушли итальянцы, или по засечкам — с северо-востоку?
Вряд ли засечки помогут им чем-то. Раз тот человек решил обустроить свой лагерь здесь, в лесу, значит то место, откуда он пришел, было гораздо хуже чащи леса, и, скорее всего непригодным для обитания там.
Потому Ден идёт в ту же сторону, куда ушли итальянцы. Возможно, им повезло больше, раз они не вернулись обратно…
Или меньше. Нужно было оставаться начеку.
Я всё же останавливаюсь в начале леса и оглядываясь по сторонам, на кучку оставшихся людей. Вижу, что сэр Даниэль ушел вперед меня и направляется он за покинувшими нас в самом начале итальянцами.
Не знаю, куда мне идти… Подальше от этого чудовища, от пауков, от смерти и страха. На нас явно напали, потому что мы стояли на месте, как сонные мыши перед голодной змеёй, копошились, возились… Вот он и пришел нас убивать!
Я ищу взглядом отца Томаса, пойду за ним.
Что ж, непонятно, на что я рассчитывал. Следует усиленно развивать прогностическое мышление, тем более в моей профессии. Раз мне не о чем разговаривать с собравшимися, я пытаюсь сориентироваться на местности. Следует при дневном свете осмотреть место, где ночью я видел знаки на дереве. Неплохо было бы осмотреть и место вчерашней битвы, но все не успеть, чем-то придется жертвовать.
Приняв решение, я направляюсь к засечкам. С учетом новой теории это могут быть знаки, с помощью которых отмечал свой путь некий исследователь. Возможно, по ним удастся найти технику, с помощью которой он сюда прибыл.
Асмодей заставляет утихнуть поднявшуюся было ярость из-за смерти миссис Элмерз. Не время, не место для гнева, и, кроме того, никакой пользы. В конце концов, вторая женщина и мальчишка остались живы.
Если они найдут группу итальянцев, которая так некстати откололась вчера, их численность увеличится. Они смогут действовать более организованно. Разумеется, с чудовищем, подобным этому, справиться все равно удастся вряд ли, но более мелкие твари, вроде пауков, не сумеют подкрасться незамеченными и навредить кому-нибудь из тех, кого он взял под свою защиту.
— Миссис Элмерз говорила о том, что итальянцы нашли дорогу, — напоминает он. — Сейчас рассвет. Если мы не будем нигде задерживаться надолго, то настигнем их до захода солнца. Но сначала нам нужна вода. Пусть ее не в чем хранить, хотя бы мы напьемся впрок.
И умоемся. Ему кажется, он никогда не ощущал себя таким грязным и помятым.
Странное дело — но когда я вижу, как убивается Мэтт, то мне становится легче справиться с собственным ужасом. Я замечаю, как замер неподалёку Шон и понимаю — он напуган сильнее остальных, он всего лишь ребёнок! Я подхожу к мальчишке и кладу руку ему на плечо.
— Пойдём, Шон. Извини, что я растерялся и не смог тебе помочь.
Я подхожу к Мэтту; нужно как-то его отвлечь.
Пока мы спасались бегством и пытались отдышаться после сумасшедшего бега, мысли о мисс Элмерз отступали на второй план. Теперь же, оказавшись вдалеке от смертоносных клыков и когтей чудовища, я начинаю понимать, что произошло, и не могу удержаться от слез. Бедная, бедная мисс Элмерз, она была совсем молодой, она не должна была погибнуть! Не должна была погибнуть так ужасно!
Всхлипывая, пытаюсь утереть слезы неизвестно откуда взявшимся шелковым платком. Кажется, он был у меня в руке, когда я выбралась из-под рухнувшего навеса. Надо скорее уходить из этого ужасного места, пока нас не постигла судьба бедняжки.
— Святой отец, — сдавленно обращаюсь к стоящему рядом священнику. — Может быть, следует сказать несколько слов о…, — я киваю в сторону поляны, недавно бывшей нашим временным убежищем, но слезы мешают мне продолжать.
— Спасибо, — искренне благодарю отца Томаса.
Когда мы подходим к сэру Мэтту, я молча трясу его за плечо и протягиваю ему шляпу с Демоном. Просьба девушки кажется мне неправильно и правильной одновременно. Мне не хочется задерживаться более в этом месте, на виду у зверя. Страх оказаться на месте убитой не позволяет выкинуть из головы картину её тела, которое так легко сломалось в пасти этого чудовища…
— Пожалуйста, пойдемте. Почтим память о мисс Элмерз в более безопасном месте!
— Мисс… Мисс Барток, — мне тяжело смириться с тем, что она вынуждена была видеть это. — Сейчас нам стоит продолжать путь. Крепитесь. Мы все сейчас очень нуждаемся в поддержке, и главное — это не терять силу духа. Вы очень сильная женщина, мисс Барток. Я буду всегда молиться о миссис Элмерз и прошу вашей помощи в этом. Возможно, она назвала вам своё имя?
Должен признаться, что, несмотря на то, что мы всего один раз поговорили с бедной миссис Элмерз, её смерть помимо скорби пробудила странное томление и будто бы чувство незавершенности. Я словно не сказал ей что-то, или не сделал то, что должен был.
— Поддерживаю предложение мальчика, — поторапливает их Асмодей.
Сделав пару шагов к деревьям, он останавливается и оглядывается на господина Септембера, с целеустремленным видом следующего в другую сторону.
— Так и оставим его? — он обращается вроде бы ко всем, но смотрит на Германа. — Не хотелось бы разделяться после того как мы убедились, насколько здесь опасно.
Если на них нападут, вечно погруженный в раздумья Септембер станет легкой добычей и тем самым сможет отвлечь монстра, пока остальные будут убираться подальше. Кто же виноват, что он не думает о своем благополучии. Их цель — выжить, а этот молодой человек, похоже, выжил разве что из ума.
— Аделина. Кажется, она сказала, что ее зовут Аделина, — это воспоминание вызывает у меня новый приступ рыданий, но через несколько секунд мне удается взять себя в руки. — Вы правы, господа, надо уходить как можно скорее. Но куда же мы пойдем?
— Мистер Септембер, куда же вы? — я окликаю адвоката, опять отделившегося от группы и что-то рассматривающего на деревьях. — Пожалуйста, вернитесь, нам нужно держаться вместе! Что вы нашли?
-Он идет в сторону, куда вели засечки, Госпожа Барток. — Невесело ответил лейтенант. — И, честно говоря, я бы последовал его путем. Несмотря на некоторое своеобразие мышления Господина адвоката, его выводы довольно логичны: засечки были оставлены человеком, у которого имелись орудия труда, сделанные не первобытным способом. Была одежда. Был костер. Был золотой зуб. Он явно пришел оттуда, где имелась цивилизация. — Подытожил военный.
-Несмотря на пауков, этот путь видится мне более логичным, чем следование за итальянцами.
— Какие еще засечки? — Асмодей выпрямляется во весь свой немалый рост. — Вы вчера ни слова не сказали про засечки. Интересно знать, почему?
— Вы рассуждаете разумно, — с нескрываемым удивлением сообщаю я румынскому лейтенанту. — Я предполагаю, что этот человек мог прибыть сюда не таким способом, как мы, и мы можем найти транспорт. В худшем же случае мы просто найдем его убежище. Возможно, там будут еще какие-то важные вещи.
Рассматривая засечки, я не могу оставить без ответа и остальные вопросы:
— Я двигаюсь на северо-восток, леди. Потому что вы не спрашивали, сэр.
Пока мужчины совещаются, оглядываюсь и замечаю сидящего в траве Маттиаса. Похоже, он совсем убит горем, но святой отец прав, нам нужно быть сильными.
Подхожу к парню и осторожно кладу руку ему на плечо:
— Мистер Керн… Маттиас. Пожалуйста, вставайте, нам нужно идти. Нам всем очень жаль мисс Элмерз, но нужно уходить, пожалуйста, пойдемте.
-Полагаю, с безвременной кончиной Госпожи Элмерз, стоит посвятить всех. — Военный переступил с ноги на ногу. — Вчера во время нашего с Господином Диасом похода в лес, мы обнаружили там тело. Истлевший труп мужчины, лежащий рядом с ручьем. У него же нашлись веревка, топор и дрова. И засечки на деревьях, ведущие в глубину леса. Вместе с Господином Никифоровым, Святым отцом и Господином Диасом мы приняли решение временно не говорить об этом: необходимо было упокоить тело несчастного дабы не смущать ни вас, ни леди, ни юного господина. Да и идти в лес на ночь глядя было бы плохой идеей. Планировалось, утром донести до вас эту информацию и выдвигаться в ту сторону. — Лейтенант сложил руки за спиной. -Уверяю Вас, Господин Асмодей, никто не планировал скрывать эту информацию от вас. Лишь подождать до утра, чтобы не возникало соблазна уйти в лес ночью и подвергать себя опасности.
Когда рядом оказывается мальчишка, я кое-как поднимаюсь на ноги и обнимая его. Ничего не изменишь, зато мы вместе: я, Шон и Демон. Надеюсь, Бродяга надежно спрятался в своей норе. Шмыгая носом, я бережно прижимаю к груди шапку с кроликом.
— Все будет нормально, братцы. Такое случается.
Я открываю рот, чтобы рассказать о парнях, который иногда падают у нас с высоты во время работы и разбиваются в лепешку, но влетевшая в него мошка затыкает меня, вынуждая отплевываться.
Вот и Тереза тоже с нами. К сожалению, мои руки уже обнимают кролика и Шона, не бросать же их ради девушки. Но ей точно тоже нужна поддержка, так что я с готовностью прислоняюсь щекой к ее руки. Шее приходится несладко, но зато она не почувствует себя одиноко.
— Девушка просит — пойдемте отсюда немедленно! — заявляю я, как будто и не сидел только что на земле, не в силах даже подняться. — А куда идти-то?
Я вопросительно смотрю на лейтенанта и русского. Он, кажется, что-то от меня хотел.
— Благодарю вас, мисс Барток, — благодарно киваю я женщине. — Я запомню её имя и обещаю, что всегда буду молиться за неё.
Несмотря на неизбежные слёзы, она действительно ведёт себя очень храбро.
Лейтенант всё-таки решает рассказать о трупе в лесу. Я думаю о том, что, возможно, это как раз мы виноваты в произошедшем. Разумеется, мы хотели, как лучше, но что, если бы мы вообще не ходили в лес? Что, если бы тогда мы не привлекли ни пауков, ни чудовища?
— Мы надеялись его похоронить, — мрачно подтверждаю я. — Правда, никаких зарубок я не заметил, было уже слишком темно.
-Святой отец, не думаю, что именно наши действия привели к текущим событиям. Хотя допускаю, что в тишине пауки могли нас и не приметить. — Лейтенант вздохнул, уповая на здравомыслие Святого отца. — Уверен, это либо прискорбное стечение обстоятельств. Либо результат очень хорошей чувствительности обитающих здесь чудовищ.
Асмодей глубоко вздыхает. У него даже не получается злиться на это сборище идиотов. Зачем им чудовища? Они с успехом погибнут самостоятельно, разбежавшись в разные стороны или рыдая на земле до тех пор, пока их не прихлопнет упавшее дерево.
— Я предлагаю сперва добраться до воды, — настойчиво замечает он. — Всем вместе. Где этот источник?
Он крутится на месте, то провожая взглядом одиноко уходящего господина Диаса, то поворачиваясь к бредущему правее Септемберу, то встречаясь взглядом с кем-нибудь из прижавшейся друг к другу троицы. Четверки, если считать Демона. Тьфу ты, их возможный обед.
-На мой взгляд, это логичное решение, Господин Асмодей — если там все еще будет опасно, выбора, куда идти, у нас не останется — придется идти за итальянской группой. — Сказал Стефан, оглядывая оставшихся.
Убедившись, что за ним никто не идёт, Даниэль чертыхается и возвращается — кричать в лесу он не рисковал. Незачем будить этих тварей.
— Что вы застыли? — шипит этнограф, подходя к группе — всё-таки по одному их убить легче, чем когда они вместе, — Хотите ещё раз испытать судьбу? Нам необходимо двигаться. И как можно скорее.
— Вы совершенно правы, — киваю я Асмодею. — Нужно идти всем вместе. Пусть лейтенант идёт впереди отряда, а господин Никифоров замыкает строй — они ведь оба вооружены. Мисс Барток и мальчишки пусть идут в середине отряда. Господин фокусник, вы могли бы… — в этот момент я понимаю, что слишком много на себя взял. Тем более, что возвращается этнограф, который наверняка разбирается во всём этом побольше меня.
— Извините, — поправляюсь я. — Я не собирался настаивать, — с этими словами я направляюсь вперед.
— Отнюдь, — Ден передёргивает плечами, — Вы абсолютно правы. Кроме одного — направления. Но если так решило большинство, — он обводит взглядом своих спутников, — Думаю, нет смысла спорить. Нужно двигаться — по тем же зарубкам мы сможем вернуться обратно в случае, если там ничего не найдем.
Всё-таки одному оставаться не хотелось.
Поравнявшись рядом с Мэттом, я иду вместе с ним по уже знакомым местам. Вчера нас там чуть пауки не сожрали, но теперь нас хотя бы больше… может, эти пауки и по одному не нападают?
Я иду и пялюсь по сторонам в надежде найти что-то съедобное. Не себе, так хоть Демону.
— Если честно, мне кажется, что мы все обречены, — доверительно сообщаю я своему спутнику.
Ручей журчит от вас довольно близко, всего шагах в десяти — протекает он по дну мшистого оврага. Пауков пока не видно. Из еды вокруг все еще в изобилии виднеются кусты с ягодами.
Нед углубляется в лес и голоса попутчиков звучат все дальше и дальше. Продолжит ли он идти в одиночку?
Стараясь не уходить далеко, набираю по пути ягод в карманы (и в рот).
Желудок уже сводит от голода и собственного упрямства, но ягоды Даниэль брать не торопится, только если он убеждается, что они те же самые, что были и на поляне.
Те же, не переживай.
Судя по всему, все остальные решили последовать голосу разума и двигаться в том же направлении, что и я. В этом случае безопаснее держаться людей, каких бы неудобств это не стоило. В конце концов, ночью мы боролись с чудовищами сообща с лейтенантом. Возможно, он не безнадежен.
Я продолжаю идти впереди, но так, чтобы слышать голоса людей из группы. Если ягоды в точности такие же, как те, которыми меня угощал мальчик, я попутно собираю их, чтобы утолить и голод, и жажду. Пить из ручья я больше не намерен — в прошлый раз я потерял больше жидкости, чем получил.
Исследовав листья и плоды, Даниэль чувствует, как рот наполняется слюной. Он срывает целую гроздь и забрасывает в себя ягоды одну за другой, зная, что все равно не насытится, но зато это чувство перестанет хоть ненадолго мучить его. Одновременно с этим этнограф оглядывается по сторонам, будто боится, что ягоды могут украсть. На самом деле Диас опасается, что за ними может прийти кто-то другой. Нельзя было терять бдительности и на секунду.
Так и не перекусив кроликом ночью накануне, Стефан решился съесть ягод: пока от них никто не умер, так что, скорее всего, можно было не опасаться заражения.
Впрочем, воды он тоже решился попробовать: сначала зачерпнув воды и умыв лицо, руки и шею, а затем зачерпнув пригоршню и сделав пару глотков, чтобы утолить жажду. Первые сутки без воды миновали. На вторые должно было неумолимо наступить головокружение и слабость.
Выбор был небольшой, и, кто знает, сколько еще пришлось бы идти дальше без всякого источника воды. Лейтенант не был уверен, что в случае экстренной ситуации кто-то из группы решится пить кровь кролика или мочу, как иногда поступали для выживания солдаты, оказавшись в критическом положении.
Лейтенанту кажется, что воды вкуснее он в жизни не пил. Прохладная влага освежает разгоряченный лоб.
Нед, уходя с ориентиром на деревья с засечками, в какой-то момент уже почти не слышит голосов. Кажется, ты шел слишком быстро и те потерялись.
Асмодей находит кусок старой коры длиной около фута и спускается с ним к ручью. Там он устанавливает кору на сухое место, понадежнее закатывает рукава и с наслаждением умывается. Вода прозрачная, чистая, такой в городе не достанешь. Руки почти мгновенно сводит от холода, но это приятное ощущение, чем-то сродни усталости мышц после физических упражнений.
Приведя себя в порядок, он долго пьет. С непривычки ноют зубы, но это вскоре пройдет. На вкус вода так же отличается от городской. Отличный уголок для отдыха, думает он, кабы не пауки и прочая дрянь.
Умывшись и напившись, Асмодей встает, вытирает лицо манжетой и отжимает насквозь промокшую бороду.
— Мисс Барток, — зовет он, поднимаясь на низкий берег, — вам нужна помощь?
Спрыгнув вниз, Даниэль опускается перед ручьем на колени, будто собрался молиться неведомым водяным духам, как это делали индейцы.
Вдоволь умывшись и напившись, он предлагает:
— Мы можем найти исток ручья. Возможно, это озеро. С рыбой.
Этнограф оглядывается — не видно ли следов пауков?.. Безопасно ли им идти этой дорогой?
Когда я вижу, как лейтенант зачерпнул воды, то ощущаю, как пересохло горло — кажется, до самого пицевода. Я становлюсь на колени рядом с ручьём, снимаю очки и с наслаждением погружаю кисти рук в ледяную воду. Какое-то время я борюсь с желанием полностью погрузить лицо в воду и пить прямо из ручья, но потом вспоминаю израильское войско Гедеона, которое Господь сохранил лишь потому, что они не уподобились животным и пили из рук. Хороший пример для того, чтобы сохранить человеческое поведение даже сейчас.
Пить приходится маленькими глотками: вода холодная, от неё стынут зубы и кончики пальцев. Я умываюсь, расстёгиваю воротник, смачиваю себе шею и затылок. Мне и до этого было достаточно зябко в утреннем лесу; теперь же я заметно дрожу от холода. Впрочем, холод также бодрит и прогоняет усталость.
Герман плетется в некотором отдалении от остальных, прикрывая строй. У кромки леса он нашел свой импровизированный посох, с которым выбирался за хворостом. И если тогда у нем не было особенной надобности, сейчас с ним идти куда легче: и дорогу расчистить, и опереться. Особенно — опереться.
— Можем. Нам все равно придется мало-помалу разведывать местность, — соглашается мужчина.
Он не брезгует водой из ручья и с наслаждением ополаскивает лицо. А пьет мало. Для насыщения хватает пары глотков, а остальное — эффект плацебо. Да и кто знает, какая это вода.
Напившись из ручья, Стефан прикрыл глаза и сделал пару вдохов и выдохов, чтобы голова не кружилась. Затем выпил еще немного, с наслаждением ощущая не только утоление жажды, но и наполнение желудка. Эффект, конечно, от этого был временный и слишком краткосрочный, но обходиться юез еды он привык и дольше, а без воды приходилось совсем тяжко.
Взглянув вбок, он увидел, что не один решил напиться: пара человек последовали его примеру. Что ж… Даже если им было суждено умереть, то хотя бы не сейчас и не от жажды.
Только сейчас он почувствовал утреннюю прохладу — крайне бодрящую и освежающую. На всякий случай он проверил надежность закрепленной шашки и сделал пару шагов вперед, оглядывая территорию.
-Господина Септембера не слышно. И в том направлении пока тихо. Полагаю, с ним пока все в порядке. — Сказал он, обращаясь скорее ко всем, чем к кому-то одному.
— Не дрейфь, братец, — как могу, утешаю я Шона. — Здесь все за тебя горой. Я тебе точно говорю. Ты ещё похвастаешься у себя там, чего повидал.
Возле ручья все чем-то заняты, а я напился и умылся за пару минут. От выпитой воды живот тяжелеет, но есть хочется ещё сильнее. Как и все, я налегаю на ягоды, хотя от них проку мало.
Вслед за спутниками с помощью бородоча спускаюсь к ручью. Вода кажется чистой и от одного ее вида у меня перехватывает горло. Секунду поколебавшись, опускаюсь на колени и первым делом пытаюсь вымыть руки. Испачканные перчатки я сначала хочу выкинуть подальше в кусты, но тут же передумываю — может быть, они пригодятся на перевязку, если кто-то из нас поранится.
Напившись из ладоней, с наслаждением умываюсь, а затем намоченным платком стираю остатки макияжа, глядя в свое зыбкое отражение в воде. Шляпка моя осталась где-то в лагере, так что я просто перехватываю развившиеся волосы лентой, вытянутой из перчаток. Пожалуй теперь мои вид если не обрадует, то хотя бы не испугает моих спутников. Ужасно, что подобные мысли приходят в голову даже сейчас, после смерти бедняжки Аделины и перед неведомыми трудностями, ожидающими нас впереди. Тем не менее, напившись и приведя себя в порядок, я чувствую себя намного лучше.
Ягоды с ближайшего куста тоже оказываются очень кстати.
Даниэль, сам отказываясь себе в этом признаться, загляделся на Терезу. Без косметики ей было гораздо лучше — и к чему весь этот грим?
Этнограф тут же себя одергивает — нет, тут не место и не время подобным мыслям. Каждый из них мог быть следующим, просто для женщины в таких условиях это было вероятнее всего. Нужно будет постараться отгородить её от этого — по крайней мере, отсрочить момент.
Он качает головой, пытаясь прогнать воспоминания событий, произошедших в лагере.
— Наш план — двигаться по зарубкам сейчас? Или всё-таки пойдем вдоль ручья? — уточняет Диас у группы.
Хорошо, что напоясная сумка при нем. И веревка, которую он вчера предусмотрительно намотал вокруг себя. Это им точно пригодится.
Ягоды на ужин, ягоды на завтрак, если бы не пара жалких кусочков крольчатины, можно было б счесть, что он полностью перешел на растительную пищу. Впору приступать к обгладыванию цветов, как офицер Туссента.
Хорошо бы им по пути предоставилась возможность найти нормальную еду. Одного кролика определенно будет маловато, да и то если мальчишка позволит тому разделить участь вчерашнего.
— Ты друга своего ушастого покорми, — ворчливо говорит Асмодей. — И напиться дай хорошенько. Кролики поесть не дураки, а твой, считай, с вечера на голодном пайке.
— Еще есть дорога, о которой говорила миссис Элмерз, — напоминает он Диасу. — Она должна куда-то вести, и по ней идут наши итальянские знакомцы.
Я тоже приобщаюсь к воде. Думаю о том, что в сложной ситуации Демон пойдет в расход и его съедят. А может, нас догонит то чудовище и порвет нас на части. Кто следующий?
От этой мысли меня перетряхивает и я снова начинаю трястись и опасливо озираться. Мне хочется уйти как можно дальше от этих мест.
Надеюсь не в худшее место.
— Да, сэр, — отвечаю я фокуснику и отхожу к Мэтту, принявшему эстафету заботы о кролике. — Нужна как-то напоить Демона. И покормить. — протягиваю пригоршню ягод. — А еще нарвать травы, чтобы он не питался одними только ягодами.
Диас с интересом поворачивается к фокуснику.
— Именно в ту сторону я и планировал направляться изначально, — кивает он серьезно, — А что ещё известно об этой дороге? Мисс Элмерз говорила что-то?
Если бы Аделина продолжила путь с ними, она могла остаться живой! А, может, наоборот, и итальянцам нужна помощь ещё больше, чем им самим.
— Только то, что офицер Туссента полагал, будто дорога протянута к поселению. Чем следовать по зарубкам, оставленным непонятно кем и с какой целью, я бы выбрал вариант идти за итальянцами. Здесь я согласен с офицером Туссентой: если дорога есть, значит, она непременно куда-то ведет.
Даниэль снова кивает. Наконец-то кто-то мыслит, как и он!
— То, что он оставлял зарубки — значило то, что он как минимум предполагал вернуться к тому месту, откуда пришел. Но почему он ушел оттуда? И если он ушёл из поселения, почему обустроил лагерь здесь, в лесу? Слишком много вопросов без ответа. Единственное, что нам известно — есть дорога, и она непременно должна куда-то привести. Дорога, протоптанная временем. А значит — людьми.
Герман просто пожал плечами. Он уже некоторое время сидел на траве у ручья, определенно сделав себе небольшой перерыв. Сейчас он был особенно необходим.
— Я придерживаюсь варианта следовать за остальными. Не думаю, что в этом лесу больше не будет источников воды, а в том направлении, по крайней мере, маршрут уже проверен. В крайнем случае мы можем взять левее или правее относительно их маршрута и поискать, нет ли в лесу еще тропинок.
Слушая рассуждения энтузиастов, Стефан в этот раз предпочел не вмешиваться. Настроения спорить с Господином Диасом не было совершено-опять будет куча эмоций, от которых лейтенант порядком устал.
-Зарубки говорят лишь о том, Господин Диас, что человек откуда-то пришел. Откуда-то, куда хотел знать путь обратно. А лагерь обустроил здесь потому что источник воды располагался прямо тут же. Как и ягоды, которые можно было съесть. — Лейтенант прислонился к ближайшему дереву спиной, складывая руки. — Ваше предположение о дороге неплохо. Но, позволю себе напомнить, что ночью мы слышали выстрел — я уверен, от итальянской группы. Так что прошу учитывать риск того, что там может быть чудовище ещё опаснее пауков или того, на поле. — Кивнул он на место, которое они покинули всего несколько минут назад.
— Если вы, лейтенант, собираетесь вечно обитаться в этих лесах, питаться ягодами и спать в шалашах, которые посреди ночи обваливаются на голову — дело ваше, — едко заявляет Асмодей. — Однако остальные, насколько мне помнится, стремились вернуться туда, откуда были насильно выдернуты.
Он подхватывает трость под мышку, чтобы не мешала жестикуляции, и продолжает:
— Что же касается агрессивно настроенных животных, как показал прискорбный опыт миссис Элмерз, здесь нет более или менее безопасных мест. Главное — держаться вместе и иметь цель. А какова ваша цель, лейтенант? Не похоже, чтобы вы стремились обратно, в славную румынскую армию.
-Господин Асмодей, я лишь излагал факты, которые следует принимать во внимание, принимая решение. Не кажется ли Вам несколько резким делать подобные заявления и судить о намерениях человека, которого Вы пока не слишком хорошо знаете? — Стефан полагал глупым поддаваться эмоциям и устраивать скандал, однако и игнорировать откровенно нетактичные высказывания не собирался. — Мы все пока в одном положении и условиях здесь. И имеем одну цель — выбраться живыми из этого богом забытого места. Однако это не означает, что следует поддаваться эмоциям и не взвешивать на чаше весов все риски и все достоинства от предполагаемого мероприятия.
— Зачем человеку, который живёт неподалеку, обустраивать лагерь в лесу? — спрашивает Даниэль в ответ, а затем чертыхается и в раздражении сжимает переносицу, — Позволю заметить, что за почти сутки мы не сдвинулись во взвешивании "рисков и достоинств" ни на йоту. Именно поэтому я предлагаю обсудить варианты сейчас. Впрочем, ваши доводы я услышал. Хотелось бы услышать и остальных, — этнограф обводит цепким взглядом всех участников их группы.
-Почему Вы решили, что он жил неподалеку, Господин Диас? Если человек жил неподалеку, он знал бы территорию и не стал оставлять ориентиры. Скорее уж, он исследовал новую местность и либо остановился здесь на ночлег намеренно, что более вероятно, либо бежал от чего-нибудь, оставляя засечки. Но в этом случае то, что его преследовало, двигалось медленно: человек знал, что у него есть время их оставить. — Стефан сделал пару шагов, взглянув на собеседника, не позволяя эмоциям перевешивать на сторону скоропостижных и легкодоступных решений. — К тому же, Господин этнограф, у нас все ещё остаётся третий вариант, кроме как следовать за итальянской группой или идти по засечкам: идти по течению ручья. Как верно было замечено ранее: он куда-то должен ваадать. И у воды большая вероятность встретить человеческие поселения.
— Вот именно, — Диас складывает на груди руки, — Скорее всего он отчего-то скрывался, от чего-то бежал. Именно поэтому я предлагаю исследовать ближайшие водоемы, и, если там мы ничего не найдем, следовать дороге итальянцев. Как вы говорили — пистолет не годится против таких огромных созданий. Значит, это была тварь поменьше — если против нее пустили в ход пулю. С другой стороны, мы можем только догадываться, — он разводит руками, — Фактов недостаточно, чтобы мы знали наверняка. Из всего обсужденного самым безопасным остаётся вариант водоема, как вы заметили, господин Микулэ. До безопасен он только тем, что о нем ничего неизвестно вовсе. Сомнительная надёжность. Но попробовать стоит. Хотя бы из-за провианта, — Ден разводит руками, — Но только не путь насечек.
— Иисус Господь, да пойдемте уже куда-нибудь, сэры! — не выдерживаю я этого "светского" разговора, полного бессмысленных оскорблений и колкостей. — Вы все, безусловно, взрослые, опытные и много в жизни повидали. Но речь сейчас о нашей жизни, которая очень легко, как мы видели недавно, может оборваться! Давайте уже соберемся и пойдем куда-нибудь подальше от того чудовища. Ведь судя по грохоту и скорости, с какой он приближался, нагнать ему нас не стоит ничего!
На моих глазах выступают слёзы и я их вытираю грязным рукавом от пиджака.
— Простите меня, сэры и леди. Я очень не хочу погибнуть… вот так.
Переведя взгляд на ребенка, Даниэль вздыхает.
— Голосуем немедленно и выдвигаемся, — подытоживает он, — Следуем большинству. Никто не погибнет больше… Пока мы сами этого не допустим. Мальчик прав. Кто за водоём?
Чтобы подать пример, он поднимает свою руку. Это был самый компромиссный вариант, а им нужно было держаться вместе.
Никифоров незаметно скривился. Он не был настроен на полемику в таком состоянии, поэтому предпочел некоторое время слушать рассуждения других, поклевывая сладковатые ягоды. Они неплохо удаляли жажду и притупляли чувство голода.
— Не стоит также забывать о нашем численном преимуществе против их отряда. Даже если там и была какая-то тварь, их пять или меньше. Нас больше, и мы сможем выиграть числом, — задумчиво пробормотал Герман. — Я не думаю, что это должен быть основной фактор в принятии решения, поэтому склонюсь к варианту с водоемом. Идея лагеря у него кажется мне не слишком разумной, но мы могли бы остановиться там на час для добычи провианта и ресурсов, которые могли бы понадобиться нам в дальнейшем. А уже потом мы двинемся к дороге, которую нашли итальянцы, и, если не заметим ничего подозрительного издалека вроде чудищ или крови, двинемся за ними по этой самой тропинке.
Реакция Шона застает русского врасплох. Он с удивлением переводит на него взгляд и наконец, поднявшись с помощью палки, которую использовал как трость, подбирается ближе к мальчишке.
— Ну по́лно тебе, ну, — он по-отечески приобнимает его за плечи одной рукой. — Никто тебя не тронет и никого из нас — тем более. Давай условимся, что самое худшее осталось позади, договорились? Есть еще столько в жизни, — он понизил голос, — из-за чего можно позволить себе слезы. А ты выдели время на улыбку. Не все так страшно в это ситуации, как кажется поначалу.
— Спасибо, сэр Герман, — благодарю я русского и пытаюсь улыбнуться ему, но не выходит. — Извините, слишком страшно.
Мне стало очень-очень стыдно, особенно под взглядом сэра Даниэля. Если мы разделимся, мне бы очень хотелось остаться с русским и отцом Томасом (к которому я, кстати, иду после моего всплеска эмоций) — они не столько дают мне уверенность в том, что я выживу, сколько просто успокаивают моё сердце.
— Простите, святой отец, я испытал гнев и нетерпение из-за страха, что меня может настичь судьба мисс Аделины. — шмыгаю носом и промаргиваю снова накатившие слёзы. — Я самое слабое звено в нашем отряде.
Асмодей скрещивает руки на груди.
— Мое мнение вы знаете. Я считаю целесообразным выбираться к дороге. Вероятно, она ведет туда, где живут люди, которые смогут нам помочь. Но если вместо этого все решат отправиться на прогулку по этим уютным лесам с милыми зверушками, безусловно, я не настолько глуп, чтобы пускаться в путь в одиночестве.
Он со значением смотрит в направлении, где в последний раз видел Септембера.
Я не вмешиваюсь в разговор, поскольку любые споры в данный момент слишком эмоциональные. Мы все слишком устали и напряжены. Потому когда Шон разражается слезами, я не удивляюсь — этого стоило ожидать. Не факт, что следующим, кто разрыдается от нервного напряжения, не стану я сам. Когда мальчишка подходит "каяться" в совершенно искреннем порыве, я поднял руку будто бы для благословения, но вместо этого потрепал его по волосам.
— Послушай, ты даже не представляешь, сколько раз за сегодня я испытал гнев и нетерпение. А про страх и не упоминаю уже. Если бы мы были идеальными, давно стали бы уже святыми, а так мы — просто люди. Кстати говоря, — я слегка повышаю голос, — я хотел бы отметить, господа, что все мы должны идти на уступки друг другу, даже если этого не хотим. Вместо спора мы могли бы проголосовать и поступить в соответствии с результатом большинства — всё равно каждый останется при своём мнении.
Лейтенант ничего не ответил, лишь хмыкнув.
Он понимал, что голод, холод, усталость и критические ситуации вызывали в собравшихся бурю эмоций, которую немногие могли подавить, сохраняя холодный рассудок и способность трезво оценивать ситуацию, выбирая оптимальный вариант для выживания -в гробу нет правых и неправых, есть только мертвые.
Военный отчего-то не сомневался, что смерть Госпожи Элмерз была не последней, и стоит готовиться к ещё более жестоким условиям, раз за сутки им дважды повстречалось нечто крайне ужасное. Озвучивать это он, тем не менее, не стал, дабы не расстраивать молодого Господина ещё больше.
— Господа! — раз уж у нас нет лидера, я решаюсь тоже высказать свое мнение. — Мне кажется, нужно решить вопрос с направлением немедленно и выдвигаться как можно скорее. Чудовище, напавшее на мисс Элмерз, может вернуться в любую минуту. Мне представляется разумным не отходить далеко от воды, раз уж у нас нет возможности набрать ее про запас. Также мне кажутся достойными внимания доводы господина лейтенанта: если человек отмечал свой маршрут, значит, рассчитывал найти дорогу обратно. А ведь едва ли кто-то стал бы возвращаться в заведомо опасное место. Следовать за группой итальянского офицера небезопасно: мы слышали стрельбу и не знаем, удалось ли кому-то уцелеть. Я голосую за то, чтобы идти вниз по течению ручья, но если большинство решит выбрать путь с засечками, не буду возражать. Но мы еще не слышали мнения отца Томаса и мистера Керна.
Даниэль закатывает глаза и опускает руку. Он дважды предложил голосовать — да когда люди научатся слушать?!
— Итак, — он пытается говорить спокойно, — Насколько я понял, господин Никифоров, господин Микулэ, сеньорита и я за поиск истока ручья. Итого, четыре человека. Господин Асмодей против. Остаются трое. Если хотя бы один голосует за водоём — мы идём к водоёму. И всё. Ни к чему продолжать эти разборки. Они нас точно не выведут отсюда.
Этнограф всеми силами сдерживает гнев — ни к чему пугать Шона ещё больше. Он с силой щиплет себя за кожу на загривке — настолько, что остаётся белый след от пальцев. Как ни странно, это помогает.
— Вы кое о чем забыли, мистер, — Асмодей улыбается, но в улыбке его нет веселья. — Господин Септембер, похоже, совершил небольшой трюк с исчезновением. Полагаю, он обнаружится в том направлении, куда ведут засечки. И, также полагаю, он не из тех, кто соглашается на компромиссы.
Бросят ли они его в лесу или двинутся следом? Несмотря на то, что все шло черти как, Асмодей ощутил воодушевляющее любопытство.
— Я голосую за то, чтобы идти к водоёму, — отвечаю я после слов мисс Барток и господина Диаса. — Я тоже считаю, что зарубки прежде всего означают, что человек далеко от дома и не уверен в том, где находится.
В ответ на замечание фокусника я нахмурился.
— Знаете, как раз неспособность господина Септембера идти на компромиссы в какой-то степени указывает на его… душевное расстройство. Он пытался заговорить с пауком и говорил что-то о похищении людей дирижаблями: вряд ли мы можем тут что-либо поделать.
Как только решитесь куда идти, можете отправляться в путь.
— Господин Асмодей… — Даниэль хмурится, — Вы сами готовы рисковать своей жизнью ради господина адвоката?
Когда нервишки Шона не выдерживают, я не бегу за мальчиком — он уходит к священнику, там его успокоят лучше, чем я. Да и зачем ему свидетели его слез. Сделаю потом вид, что ничего и не было. Я бы не отказался, чтобы так вышло со мной.
Оставшись с кроликом один на один, я пытаюсь кормить и поить его. С последним возникают сложности. Когда я подношу Демона к ручью, он начинает брыкаться, как будто он и правда нечисть, а под ним — святая вода. Наверное, думает, что его хотят утопить. Все руки мне исцарапал. Я пытаюсь черпать воду ладонью — в итоге весь вымокаю сам. Уж не знаю, выпил он что-нибудь или нет, но вот я из-за этой возни прослушал все разговоры.
— Так если кто-то уже пошел туда, пошли за ним, — пожимаю я плечами. Зачем ломать себе голову, когда уже и так все решено. Правда, сам я не видел, кто и куда ушел, поэтому просто пойду туда же, куда и все остальные.
Пока большая часть отряда топчется в нерешительности, Нед уходит от них все дальше и дальше.