«Семнадцать плюс двенадцать — всего-навсего двадцать девять, а это, чёрт возьми, ещё не старость. Клеопатре было сорок восемь, когда Антоний ради неё отрекся от власти над миром.» (Уильям Сомерсет Моэм. «Бремя страстей человеческих»)
Мужчины, так страстно любящие свою чертову войну, совершенно не думают о том, каково переживать это кошмар, когда ты женщина. И уж вовсе не задумываются, сколько времени понадобиться для того, чтобы восстановить все то, что они разрушили взрывами и снарядами. Что ж, и поделом им — проигравшая войну Австро-Венгрия была погружена в депрессию и послевоенный голод. Времена наступали такие тяжелые, что тебе приходилось выменивать драгоценности, подаренные королевскими особами, на еду — несчастный мешок картошки или килограмм сахара. Но сейчас, когда раздавленный Будапешт понемногу восстанавливался, ты чувствовала, что впереди брезжит свет надежды. Ты возобновила кое-какие из своих прежних прибыльных связей, пополнила свой гардероб, каждое утро пила чай с молоком и не боялась того, что вновь в ближайшее время почувствуешь, как живот подводит от голода. Хорошее питание уже устраняло твою заработанную за войну худобу, и ты приобретала прежнюю приятную женскую округлость линий.
Клиенты твои были людьми обеспеченными, и если водились за ними какие-то подозрительные дела, ты в них не вмешивалась. И потому ты имела полное право удивиться, обнаружив себя однажды утром не в своей уютной чистой квартирке, а посреди какого-то поля, поросшего цветами и травой, в обществе незнакомцев.
На тебе одето изящное шелковое платье в пол с шалью, в котором ты вчера ужинала в кафе в компании одного из кавалеров. Дополняют твой наряд широкополая шляпа в тон платью, шаль и зонт для прогулок.
В этой ветке ты сможешь писать то, что не должны видеть другие — пошептать кому-то что-то на ушко, рассказать о тайных действиях, поделиться настоящими мыслями.
Свет поглощает тебя и ты просыпаешься в своей роскошной широкой постели. Утро стучится в окно солнечным светом и звуками оживающих улиц.
Сон, который тебе приснился, был чудным, оставил после себя тревожный и в чем-то приятный осадок.
Однако, когда ты опускаешь ноги на пол, нащупывая ими домашние туфли, видишь, что на полу у кровати лежит белый румынский мундир, испачканный кровью, а еще белый носовой платок с вышитой вычурной буквой А. Привет тебе из иного мира от мужчин, которые тебя опекали по разным причинам.
В Будапеште наступает новый день, и в него входишь новая ты.